hydrok

Поплыли мы со студентом в дальнюю протоку расход воды измерять… Работа такая потому что, интересует нас этот расход воды. Заехали в эту протоку, чуть винт не срубили, мелко там. И вдруг вижу: стоит «Казанка» брошенная. Людей нет. И лежат в этой «Казанке» несколько мешков окровавленных, автомат «Калашников», и к нему запасной рожок… А людей нет. И саньковая это лодка, точно знаю.

Огляделся. А это ж тундра. Ну да, трава по берегам высокая, а так – ну тундра! Нет людей! И посёлок тридцать километров отсюда, здесь только Санёк с подельниками браконьерит и мы расходы воды наблюдаем и измеряем…

Думаю: «Вот и Санька, наконец, грохнули…». Почему так подумал, и не знаю – видимо, Санёк давно на это нарывался, ему уже человек пятьсот смерти желали, многим он насолил, из них мужиками бы с трёмистами я бы ни при каких обстоятельствах так конфликтовать бы не стал. Опасно это! Омерзительный человек этот Санёк был!

И, чёрт дёрнул, прибрал я этот автомат. Отвёз его в другое секретное место, припрятал. Лодку помыли, мешки выкинули…

Всё чисто! И Бог мне Судия!

А приезжаем через неделю в посёлок: идут мне навстречу по мосткам Санёк и его дружбан, прапорщик с погранзаставы. «Как дела, Димон?», говорят: «А ты нам калашников-то притырь, казённый он!».

- «Что за байда, пацаны? Какой калашников?».

- «А тот, что ты у нас в лодке взял и заныкал!».

- «Так не было там никого!».

- «А мы в траве лежали с Петровичем. Всё видели! Мы с Петровичем тогда трёх колхозных оленей положили, которых все искали, думали, что вы рыбнадзор. Вот и попрятались».

- «Сука ты, Санёк! Сейчас не сезон, а уж колхозных… И тебя, Петрович, предупреждаю, если что… Ты моих друзей знаешь, и начальник твой капитан - мой друг… А автомат завтра привезу и отдам».

- «Смотри, падаль, не привезёшь, мы знаем, где ты шаришься! Думаешь, тебе поможет твоя ракетница или горизонталка, Димон? А друзья далеко… У нас и второй калаш есть…».

Ведь знали, подонки, что у меня карабина нет! Да и пулять я исподтишка не буду. Привёз я им автомат. Он, безусловно, казённый, пограничный… Не мой точно!

Впрочем, через месяц не стало Санька. За борт он случайно выпал. Утонул. А не хрена пьяным на нефтянке к капитановой жене в каюту врываться и её пытаться насиловать! Утонул – так утонул. Особо и не расследовал никто этот рядовой для нашей реки случай. Особенно по поводу Санька. Частенько у нас народ нетрезвым тонет!

Впрочем, и Петровича солдат-первогодок пристрелил той же осенью на заставе. Сильно он его, видать, достал. А солдату дал справку местный психиатр-Валера, неплохой врач был, дескать временное у того помутнение было, и в тюрьму его ну никак за это нельзя, а надо полечить месяца три на материке в госпитале. И домой комиссовать. Потому что там, тогда и слов таких никто не знал кроме врачей, присутствовали со стороны прапорщика нетрадиционные домогательства. А оно кому при советской власти, да на награждённой переходящим ленинским вымпелом погранзаставе, такое надо?

Не из того ли калашникова он Петровича? Зря я его им отдал! Хотя, за такое можно было бы и вилкой! Тут калашников, вроде, и не нужен особо?

Надо сказать, что по этой парочке ни один человек и не горевал вовсе.

А я, так даже рад был!

Легче всем дышать стало… а у нас, на якутской полноводной реке Яне, так всегда легко всем дышится!

Видимо, климат такой. И люди ему, как правило, соответствуют…