hydrok

Как-то всерьёз заплутали мы в тот день в дельтовых протоках и лайдах: плывём-плывём, а на большую воду никак и не выплывем. Впрочем, и не день это вовсе был, а ночь: светло одинаково, но ночью как-то комар с мошкой себя потише ведут, вот мы ночью и работаем. А работали мы тогда на реке Таз: это где национальная русская экспортная гордость, если окромя матрёшек и лаптей, сама из земли иногда бьёт, называется природный газ.

Уже и бензина впритык осталось; карты у нас плохонькие: да и на что там надеяться – съёмки гулаговских времён с редкими корректировками, ничего на них толком не обозначено, а что обозначено, то совсем теперь не так выглядит, дельта есть дельта… Выплыли на какую-то лайду: давай прутики в воду бросать, а куда здесь вообще что течёт? Плыть-то дальше куда? Непонятно, почти нет течения! Верней есть, но слабое и во все стороны течёт вода. Бывает такое в устьях рек, но нам от этого не легче и где дом – совершенно неизвестно.

Дело уже к утру, будет какой-никакой нам сигнал: полярный день на убыль, солнце уже не в зените, где запад-восток понять будет можно. Передохнуть надо, хватит бензин без толку жечь! А что так впустую ждать: начали от безделья по очереди кидать спиннинг. Одно, правда, название у нас, а не спиннинг: конец отломан, катушка древняя, вместо лески тросик с лебёдки приспособлен, вместо блесны – отшкуренная железка с приваренным тройником. Вряд ли, конечно, но вдруг какая сумасшедшая щука даже на такое позарится?

И вдруг раз! Кто-то цапанул! Да как цапанул! Я чуть из лодки не вылетел! Хорошо, трос приспущен был, успел я его за носовую утку зацепить – а то не удержать! Только вот кто это? Тащит это чудо наш «Прогресс», только волна по бортам идёт. Начинает оно, Несси это, кругами нас по лайде катать. А лодка хорошо гружёная: второй запасной мотор, баки, приборы всякие, груз, лебёдка, проб воды уже литров сто, нас двое. Килограмм под семьсот всё это хозяйство тянет: а оно нас катает и катает, только тросик струной, леска уж давно порвалась бы!

Где-то с полчаса мы так катались. А нам что? Закурили, разговоры разговариваем, анекдоты травим. И вдруг оно, чудище наше, от усталости и в последнем усилии освободиться выпрыгнуло из воды – это примерно как истребитель бочку делает – и плюх обратно, только брызгами нас окатило. Да это ж нельма! Точно нельма, только я таких крупных не видал до сих пор!

Ну а если нельма, это если она воздуха уже хватанула, значит есть у нас шанс её вытянуть. Час вытягивали: подвели к борту, сначала били по башке молотком. Не помогает! Хвостом она нам борт расфигаривает! Тогда пошёл в ход и топор… С трудом, но втянули на борт…

А тут смотрим: где-то в паре километров от нас зелёная ракета взлетает. Это нас ребята искать выехали. Ответили красной. Встретились, вывели нас мужики до большой воды не по мелям, разведали они нам путь. Приплыли в посёлок, сходили на рыбхозовские весы взвесить мешок. Тридцать восемь килограммов! Неделю мы её всей экспедицией ели, ещё и соседям-геологам обломилось.

Нельма, однако! Ох, и вкусная же она! А сильная какая...

hydrok

Были мы в военных лагерях на аэродроме: город Ворошиловград. Да-да, тот самый, который бомбят, ныне и ранее город Луганск! Вдруг нас, кучу человек москвичей и ленинградцев, снимает с занятий по противодействию проискам Пентагона какой-то майор и ведёт разгружать прибывший борт. Начинаем носить тяжёлые ящики, и вдруг понимаем: борт из Афгана и полон Грузом-200... Просто оцепенели, ведь не писали и не говорили тогда про такое и про его масштабы, груза этого...

Прибегает замполит-подполковник, орёт на майора: "Ты, урод, о..л совсем? Ты кого на разгрузку поставил?" - "Да я, товарищ подполковник, студентов взял, временных, они ж почти офицеры, присягу принимали, это я чтоб у наших бойцов боевой дух не подрывать... Нам же сейчас выделять туда…" - "Мудак! Под трибунал, сука, пойдёшь! Или сам туда полетишь!"...

Не знаю, чем там дело кончилось, но было, получается, примерно то же самое, что и сейчас?

Только одно меня волнует: товарищ Суслов, главный закопёрщик этого тогдашнего интернационального долга, он когда умер – от него остались, кроме недоброй для страны и её населения памяти, только калоши. Три пары, сильно поношенные…

А от вас, ребята? Неужели только три пары? Калош?

Да, и ещё, вот мои друзья-афганцы, когда собираются: сначала пьют много водки. Потом поют песни, вспоминают друзей. Потом обнимаются и долго плачут.

А ведь взрослые такие, седые, каждый килограмм не меньше ста, и довольно успешные сейчас мужики…