Подавляющая часть людей очень любит эту рыбу. Соглашусь, вкусная она! Только сейчас мало кому по карману. А мне – так вообще это фиолетово! Недолюбливаю я осетрину после одного случая. Хотя, вроде, и больше трёх десятков лет прошло, но как-то в рот она мне не лезет… Почему? Сейчас расскажу!

А работала тогда наша большая экспедиция на реке Терек в Чечено-Ингушетии. И было нас там из начальства трое, причём я – самый младший молодой инженер. И случилось так, что главный начальник куда-то уехал, а второго начальника срочно вызвали в Москву, а я как раз возвращался в лагерь из Пятигорска, так что встретились мы в этом славном городе с Борей лишь на посещение хинкальной, в коей раздавили пузырёк портвейна «Кавказ». Я Борю спрашиваю:
- А вот сколько мне без вас, начальники, этой шайкой руководить? У нас же, Боря, студенты все как на подбор в этом году: как бы не сожрали они, юношу неопытного, меня! И чем их кормить?
- Не боись! Я ж не знал, что мы с тобой тут встретимся, так что оставил тебе на питание экспедиции целых сто рублей! На десять дней должно хватить, а потом и мы с Колей из Москвы денег подвезём!
- А кому оставил?
- Студенту Илье! Он, вроде, из этой банды самый надёжный!
- Боря! Ты в своём уме? Нашёл кому деньги оставлять! Впрочем, даже ему за один день такую сумму не пропить…

Возвращаюсь я в наш палаточный лагерь к обеду. Студенты дружно наслаждаются какими-то липкими макаронами. Я Илье:
- Сдавай деньги!
- Какие деньги?
- Те, что тебе Николаич на колпит оставил!
- Так мы вчера в станицу съездили и все их потратили! Зато теперь запас есть! Вон, полпалатки продовольствием заставлено! И, не поверишь, такая удача нас в магазине поджидала!
- Ну пойдём, посмотрим, что за удача…

Заходим в камбузную палатку. И действительно, угол заставлен какими-то коробками. Только подозрительно они выглядят.
- Илья! А в коробках что?
- Так я ж и говорю, повезло нам! Ты когда-нибудь видел, чтобы по пятьдесят семь копеек? Я так впервые!
- Что по пятьдесят семь?
- Так вино! Мы сразу четырнадцать ящиков взяли, только два вчера выпили уже.
- А еда?
- Ну и еду тоже взяли на сдачу! Пять пачек макарон получилось! Только три пачки сегодня за обедом съели.
- А хлеб?
- Так хлеба у нас вчера две буханки оставалось, поэтому хлеба не брали.

Да…дела! Нас двенадцать рыл, и все организмы быстрорастущие и прожорливые. А из еды у нас на десять дней две пачки макарон. А в кармане у меня три рубля. Ну ещё пустые бутылки сдадим… всё равно девять дней голодать! Вот что тут делать, ума не приложу! Салман в отъезде на Сулаке, у него бы занять денег мог бы… Впрочем, есть один выход – только довольно опасный он…двум смертям не бывать! Командую зелёному с похмелья технику: «Макс! Поплыли!».

А Терек, надо вам сказать, река осетровая. И как раз в этот месяц севрюга с осетром на нерест попёрли. Но ловить их строжайше запрещено! За это – тюрьма. И лодки на реке в связи с этим тогда были полностью запрещены: как увидит где в кустах рыбнадзор спрятанную лодку, тут же пробивает ей днище и топит. Ну, правда, если это не лодка их родственников и кунаков, а родственников и кунаков у храбрых рыбнадзорцев – полреки!

Поэтому вся река в сотнях мест перегорожена самоловами, половина из которых этому рыбнадзору и принадлежит… помнится, спросили мы у нашего рыбнадзоровского друга Салмана:
- Салман! А ты давно в рыбнадзоре?
- Так уже, почитай, второй год! Все родственники скинулись, чтобы меня на эту должность определить! Тридцать тысяч заплатил!
- Сколько? (А такие деньги в те года даже представить себе было трудно – это три «Волги» или кооперативная трёшка в Москве).
- Некоторые и по пятьдесят платят! Но я уже себе и племяннику «Жигули» купил, дом построил, вот сейчас брату достраиваю, оба дома в коврах и хрустале… жалко, через год уволят!
- А почему уволят?
- Так посадят на два года меня! А за моё место уже Реваз сорок тысяч обещал заплатить! Но семья эти два года бедствовать не будет: законсервировал я сто трёхлитровых банок икры… как-нибудь продержатся!

Мы начали подсчитывать в уме: икра стоит сорок рублей килограмм. Сто трёхлитровых… семь на ум пошло… продержатся несомненно! Но это ж сколько рыбы надо было поймать? Здесь белуги нет, а с одной севрюжки… лучше про это не думать! Недаром, что в прибрежных сёлах и станицах процентов девяносто мужского населения сидело, из них половина за браконьерство, а остальные по пустякам – так, порезал кого. Традиция такая у местных! Это как в армию сходить в других местах: пока не отсидел, даже жениться неприлично.

Вот поэтому рыбнадзор на Тереке даже тогда со служебными калашами плавал. Опасная работа! На всей реке моторок только у них пяток, ну и две рабочих по спецразрешению у нас! А оружия на руках у населения даже в те спокойные и застойные времена… лучше про такое тоже не думать! Мы поступали тогда так: цепляешь винтом самолов, мотор глохнет. Надо распутывать, а это дело непростое: крюки острейшие, режут руки. Казалось бы, взял нож и… вот не стоит так делать!

Крюки тогда самоловные для местных браконьеров производили в третью смену на каком-то секретном военном заводе из дорогущего незатупляемого стратегического суперсплава, каждый крюк стоил рубль. А на снасти их сотня-другая, а ты эту снасть обрубил. А кусты на берегу иногда шевелятся: там хозяин этой снасти сидит. А вот с чем он там сидит, то ли с двустволкой, то ли со шмайсером… об этом тоже лучше не думать! Шмальнёт из кустов по тебе, если ты неправильно поступил – и поминай, как звали! Поэтому распутываешь, режа руки, ты снасть бережно, а если на крюках рыба, которая тебе дико мешает снасть распутывать, то ты её кустам показываешь: если икряная, то оставляешь и мучаешься или на другой крюк насаживаешь, а если самец осетровый – можно и в реку сбросить, не очень самцы бракуш интересуют. Но вот чтоб взять себе? Не положено так здесь! Мы с Максом давно эти несложные правила запомнили и стараемся по самым уловистым местам на своём «Прогрессе» не плавать.

Но знаем мы и такие места, где… нарочно в тот день стали мы винтом на снасти с Максом напарываться! Начинаем распутывать снасть: есть икряная самка! Вдвоём, приподняв с трудом, её показываем кустам, аккуратно насаживаем на другой крюк. А вот и самец килограмм на двенадцать: показываем его кустам и делаем пантомиму «Ням-ням? Очень кушать хочется!». Кусты через некоторое время начинают одобрительно колыхаться – значит, кидаем рыбу в лодку! Хотя, правильно ли мы поняли это колыхание? Но жрать-то вообще нечего! Можно и рискнуть!

В общем, килограмм двести мы с Максом в тот день в лагерь рыбы привезли. На ужин у нас была осетровая уха на первое и севрюжий шашлык на второе. У студентов аж за ушами трещало, какая вкуснота! Ещё несколько вёдер и детскую ванночку балыка мы засолили. Десять дней точно продержимся теперь мы, если пустые бутылки на хлеб поменять.

Но беда приходит откуда не ждёшь: на пятый день взбунтовался вверенный мне партией и правительством студенческий коллектив!
- Ну не можем мы эту осетрину больше жрать! От одного вида… ты начальник или кто? Хоть бы каши какой купил или макарон! Не будем мы работать – всё, бастуем! А осетрину свою ты засунь знаешь куда…
- Ребята! Я и сам её видеть уже не могу. Но где я вам денег на макароны возьму? Вон, Илюшку благодарите! Это он так талантливо все деньги на пойло потратил!
- А нас это не касается! Да и вино паршивое было, да и кончилось оно! Короче, начальник! Вот где хочешь жратву ищи: ты, начальник, обязан нас кормить!

Просто бунт на корабле! «Баунти» какой-то! Броненосец «Потёмкин», мать вашу так! Вот что делать? Сел я в 66-й, и хоть прав у меня на грузовики (да и вообще никаких) тогда не было, поехал, дрожа руками на руле, в станицу. Захожу в дом к Салману, там его брат:
- А Салман не вернулся?
- Ждём, дорогой! А что хотел?
- Да денег немножко занять… неудобно, конечно! Но тут какая история приключилась…
- Слушай, брат! Зачем тебе этот деньги-шменьги? А почему раньше не заходил? Ты не волнуйся! Езжай свой лагерь-шмагерь, свой экспедиция! И не волнуйся ничем! А я со свой кунак, он магазин товаровед, скоро к вам заеду!

И действительно, через пару часов подкатывают к нам «Жигули». Из салона разгружаются коробки: макароны, крупы, хлеб, овощи, консервы. А потом оп: открывается багажник - а там три ящика шампанского, пятилитровая бутыль чачи и связанный живой баран!

Хорошо, когда ты дружишь с добрыми и отзывчивыми людьми! Такой праздник живота мы тем вечером закатили! Шашлык-машлык… и ни грамма осетрины!

Вот с тех пор я осетрину как-то недолюбливаю: кушать могу, а так - нет!