Едем как-то мы с ним поздним вечером в троллейбусе - а впереди сидит симпатичная девушка.
Принявший уже немало портвейна, от двух до четырёх пузырей по своему обыкновению тогдашнему, Лёха и так, и так шею выворачивает, всё пытается её рассмотреть. Троллейбус понимает, что сейчас что-то будет...
Лёха мне громко и неожиданно:
- Слушай, а ты бы ей, вот эта рыжая, два сиденья вперёд налево, вот ты, ты б ей вдул?
Я в ужасе и краснея:
- Лёха... ну почему я... почему сразу так грубо? Какой же ты пакостник!
Возмущённый моим ответом Лёха показывает пальцем на эту бедную девушку, весь троллейбус замер:
- Нет! Вы посмотрите на неё! Вы посмотрите на это противоречие между этим телом и этими людьми, этой потрясающей красотой и гадким содержанием окружающего её мира! Даже мой друг не хочет ей вдуть! Потому что это тело... люди, вот вы хотите немедленно обладать этим телом? Раздирая его когтями, чтобы мысли как у Ботичелли... Вы не люди! Видите ли вы этот изгиб Маринетти, этот сюжет парижского кабака, пропитанного Рембрандтом? Хотите ли вы её тела, уважаемые граждане? Вы вообще что в искусстве понимаете? Вы способны ваять это тело? Неспособны, суки? Ну, погодите! Я с вами сейчас тогда разберусь!
Вы - типа моего друга, рядом сидящего моего друга, хорошего друга, но неопытного юноши, вы посмотрите все - вот эта подлая глумящаяся его рожа, он же известный духовный импотент, который одновременно полный идиот! Он ничего не понимает! Вы ничего не понимаете! И уж не обижайтесь, если кто-то из вас немедленно сейчас за это будет отвечать! И сильно при этом физически пострадает.... но друзей своих я обычно не бью! Мирный я, как известно всем моим друзьям, человек!
Обессилив и устраиваясь поудобней на сиденье троллейбуса, голосом умирающего Гамлета:
- Ну вот что вы, суки, понимаете в искусстве? Отвечать немедленно!
- Ни-че-го! - выдыхал обречённо и облегчённо троллейбус, особо нервные женщины радостно и просветлённо плакали...
А я всегда там был крайним, просто неким лицом, который совершенно не хочет обладать этим телом и наслаждаться соединением наших потрясающих душ, и вообще против прочих взаимных художественных влечений и разбираний разницы между Маринетти и Маринистами. А просто хочет без особых приключений добраться до метро, в этот день без попаданий в ментовку и драк довезти туда тогда своего друга художника Лёху.
Имел Лёха такое обыкновение знакомиться именно так с симпатичными девушками в ночных троллейбусах, пока не женат был.
Девушки, за редкими исключениями, немедленно давали свои телефоны.
Лёхе, но никогда мне. Да и просто давали, но не мне тогда, когда Лёха рядом со мной был, не в коня корм, видимо, считали они... эх!
И, чем страшней на вид, тем всегда охотней.
А иногда и сразу дальше ехали. С Лёхой, но никогда не со мной.
Потому что я с детства духовный импотент, если по моему давно покойному старшему другу художнику Лёхе, который был всегда и во всём, как мне тогда казалось, прав.
Ну и песенка тех времён:
Journal information