Прочитал вчера в интернете, что неугомонные британские учёные написали новую статью. В ней утверждается, что путём массовых опросов, математических расчётов и других хитроумных фундаментальных научных приёмов они авторитетно доказали: среднестатистический мужчина сейчас считает себя полностью взрослым в пятьдесят четыре года.
А до этого, в среднем, себя полностью взрослым не считает? Ну ничего себе! А почему не в тридцать три или семьдесят шесть? Наука, однако…
Очень меня это очередное открытие британских учёных поразило и заставило крепко задуматься. А что такое вообще – возраст этот? Пришлось порыться в памяти и поискать аргументы за и против этого удивительного британского открытия.
Помню, как улицу, на которой стояла моя школа, переименовали в честь умершего незадолго до этого маршала Будённого. В связи с этим событием пригласили к нам в школу на встречу с пионерами какого-то конника-калмыка, бывшего комполка из дивизии вернейшего друга и соратника покойного маршала, геройского красного комдива Оки Городовикова.
Знаменит этот калмык Городовиков был не только своими подвигами, но и многократно описанным в разных мемуарах диалогом, состоявшимся между ним и его любимым командиром-маршалом в нехорошие тридцатые годы: «Семён! Что же это творится? Ведь лучших хлопцев расстреливают, честнейших коммунистов! Так ведь и до нас дойдут!» – обратился прилюдно на кремлёвском приёме пламенный комдив к героическому Будённому. – «Не горячись, Ока! Иосиф и партия знают, что делают! Расстреливают только умных… Нас с тобой это не касается!».
Был этот ветеран немногословен и довольно косноязычен, зато чудо как хорош, поскольку внешностью, орденами и особенно роскошными усами походил на своих командиров. Начал он нам рассказывать про Первую Конную, постепенно входя в раж: «Помню, скачет наш полк на белые батареи…Раз, с оттяжкой! (показывает)… и рублю я беляка от плеча до пояса… Два! (показывает)… и второй пополам! Ну и потом ещё с пленными надо разобраться, а с патронами туго тогда было, всё больше шашкой приходилось… Трудно на Гражданской войне было! За день так намашешься, на следующий аж вся рука синяя, болит и не сгибается…».
Сейчас понимаю, какие он нам ужасы рассказывал. Но тогда нам, мальчишкам, очень его рассказы понравились, мы тоже все захотели быть такими юными героями, и на следующий день явились в школу с выструганными вечером деревянными шашками, которые учительница немедленно у нас подло реквизировала. И сейчас предполагаю, что в момент этих описанных им событий было ему, вероятно, лет двадцать, может с небольшим.
Столкнулись мы когда-то ещё с одним человеком, явно выбивающимся из статистики британских ученых – Петровичем. Приехал он к нам в экспедицию на студенческую практику и, хотя было ему года двадцать четыре, все, включая его друзей-однокурсников, называли его только так. Родом Петрович был из Сибири, отслужил на флоте (причем не просто на флоте, а на подводном атомном ракетоносце), ушёл на дембель в редком звании главного корабельного старшины, чем очень гордился. Вступил на флоте в партию, получил массу значков, почётных грамот, какую-то медаль и направление на рабфак, был выбран членом парткома факультета, в связи с чем меньше четвёрки осторожные преподаватели ему на экзаменах не ставили – и вот приехал на первую свою производственную практику.
Был Петрович среднего роста, уже сильно начал лысеть (уж не от ракетоносца ли?), выглядел лет на сорок. Но был он поразительно физически могуч и вынослив, при любой возможности занимался всякими спортивными упражнениями, поскольку готовился осенью из кандидатов перейти в мастера в одном из самых трудных видов спорта – беге на длинные дистанции. Из этих длинных дистанций Петрович, по его словам, больше всего обожал самую длинную – марафон.
Неожиданно только у нас представилась ему возможность совместить приятное с полезным, а именно тренировки с охотой, то есть добычей продуктов питания на общий котёл.
Выглядело это так: встретив в тундре стадо оленей, мы высаживали Петровича на берег. Ружьё он с собой за ненадобностью и лишней тяжестью не брал, а сразу начинал бежать. Завидев его, пугливые олени тоже переходили на бег. Бегали они, конечно, быстрее Петровича, но есть у оленей такое свойство: долго они бежать не могут, им надо остановиться и передохнуть. А Петровичу подобного не требовалось, он бежал без остановок, как киборг из американского кино. Всё это напоминало опровержение знаменитой апории древнегреческого философа Зенона про Ахиллеса и черепаху, поскольку в нашем случае Ахиллес черепаху настигал.
Через несколько часов подобного преследования, если усталые олени не уходили вплавь через счастливо попавшуюся на их пути протоку, Петрович их догонял. Выбирал жертву, хватал ее за рога, неуловимым движением ломал шею, свежевал тушу и с мешком мяса за спиной уже не спеша возвращался на борт парохода. Удача! На ужин все наслаждались оленьими котлетами…
Раннее взросление Петровича и его не по возрасту твёрдые моральные принципы проявились и ещё в одной истории. Случился у нашего капитана неожиданный роман с диспетчершей местного речного порта, женщиной разведённой, нестарой и симпатичной. Начал он вечером с парохода уходить и приходить только наутро, причём нередко опаздывая к началу работ, что их успешности и планомерности отнюдь не содействовало.
Петровичу такое его поведение резко не понравилось: «Слушай, капитан, ты эти дела того… заканчивай. Небось не мальчик, человек женатый…» – «А тебе, студент, какое дело? Тоже мне, моралист выискался…» – «Мне, как коммунисту, до всего есть дело! И тебе, как коммунист коммунисту, чисто по-дружески скажу: будешь продолжать, осенью поставлю вопрос о твоём моральном облике на парткоме… Супругу твою туда пригласим, строгача с занесением влепим…». И так он веско и доходчиво всё это описал, что вскоре роман как-то сошёл на нет…
Вот такой серьёзный и взрослый человек был Петрович в свои двадцать четыре года…
К чему это я? А…вот… если Петровичу было двадцать четыре, значит, по сведениям британских учёных, живёт где-то рядом со мной статистический Иваныч, который в свои восемьдесят четыре почувствовал, наконец, себя абсолютно взрослым и перестал гонять на мотоцикле, пить литрами водку, шляться по ночным клубам и приставать к девушкам. Против британской науки и математики не попрёшь!
Как бы мне с ним познакомиться? Попариться в баньке, попить пивка, потрепаться про футбол и новинки рок-музыки, вместе сходить по бабам, наконец… Вспомнить молодость, короче…
Мне общаться с таким Иванычем было бы гораздо интересней, чем с окружающими меня сейчас в мои лета многочисленными Петровичами. Надеюсь, он мог бы меня даже чему-то хорошему и ранее мне неизвестному научить. Или заставить вспомнить давно забытое мной, но тоже очень хорошее, старое.
Друг! Отзовись!
Journal information