А мы, господа... ну просто неприлично себя вели и ведём... раз потанцевал и...
1 Минск, 3 Августа 1889.
Дорогая Соня!
Если бы не Ваши именины - я бы Вам не писал. Помните, сколько раз я говорил Вам, что напишу только ответ на Ваше письмо, первый писать не буду. Вы можете сказать, что это каприз с моей стороны, можете даже сказать что я мелочен и т.д., но я все-таки остаюсь при моём убеждении, т.е. что писать первым должны были Вы, а не я. Если Вы скажете, что это мелочь, и что на мелочь внимания обращать не надо, то я Вам отвечу, что человек должен быть логичным и последовательным не только в крупных вещах, но и в мелочах. А что касается первого пункта обвинения, т.е. что это каприз, то я Вам сейчас докажу, что это не каприз а убеждение. Это моё убеждение формулируется так: уезжающий должен писать остающемуся. Мотивирую я это следующим образом: тот, кто остаётся, не имеет никакого материала для первого письма, потому что делиться с уехавшим другом старыми впечатлениями нечего, а новых, на первое время, нет. Уехавший же имеет о чём писать, он постоянно воспринимает новые, свежие впечатления, которыми он должен поделиться со своими друзьями. Вот Вы, напр., уехали. Находитесь теперь на новом месте, знакомитесь с новыми людьми, образ жизни ведёте совершенно другой, вообще весь строй Вашей жизни переменился, а я, считающийся Вашим другом и имеющий право знать о том, что Вы делаете, как живёте, нахожусь в полном неведении насчёт всего этого, - и по Вашей милости! У меня ничего нового нет, я веду теперь такую же жизнь, какую я вёл месяц тому назад, поэтому мне Вам писать нечего, а Вы живёте другой жизнью и Вы можете её описать, Вот почему у меня сложилось убеждение, а не каприз, что Вы должны мне написать первою. Если же Вы не хотите писать, то я из этого могу сделать два вывода, одинаково печальные, Во-первых, я могу предположить, что Вы просто не хотите со мной переписываться, не хотите иметь дело со мной, во-вторых, что Вы собственно и написали бы, да не пишете потому, что не прилично, дескать, барышне писать первой молодому человеку. Первый вывод очень печален для меня, потому что …. Я даже не могу говорить об этом, - надеюсь, что это невозможно; а второй вывод очень плохо рекомендует Вас в том смысле, что Вы не отделались еще от великосветских предрассудков, что Вы сидите по горло в том болоте великосветских приличий, имя которому – bon ton.
Итак, Вы видите, Соня, что это не мелочь и не каприз, а святое убеждение, которое я готов отстаивать. Я глубоко огорчён тем, что когда убеждение у Вас должно перейти из области «слова» в область «дела» - эти две области расходятся. На словах Вы отвергаете бонтонность, а на деле… крепко придерживаетесь её…. Впрочем, это только предположения… Рассейте их - и спасибо скажу великое, потому что мне хотелось бы видеть Вас хорошей, честной, умной, развитой, убеждённой, доброй – и каждый Ваш поступок, противоречащий этому, поражает меня больно, очень больно…
Пожелаю Вам теперь, ко дню Вашего рождения, твёрдо и неуклонно идти по пути к достижению идеала человека с большей энергией и с меньшей тратой сил. Пожелаю Вам здоровья, спокойствия, не буржуазного, опошляющего, а олимпийского, возвышающего. Пожелаю Вам ещё того редкого счастья, счастья видеть осуществлёнными свои заветные мечты и идеалы, которое редко выпадает на долю человека…
О себе лично мне Вам нечего писать. Живу по-старому, с той только разницей, что занимаюсь теперь делами отца, уехавшего за границу, и что теперь больше скучаю и больше читаю, чем при Вас.
Пишите, Соня, пишите, что Вы поделываете, как время проводите, ведь я теперь совершенно оторван от Вас; сам я, как Вам известно, от Вас писем не получаю, а Женя мне Ваших писем не показывает, за исключением тех строчек, которые заключают поклоны знакомых. Пишите на адрес Ратнера для меня, или же на адрес моего отца (Мордуху Г для Якова) всё равно лишь бы Вы писали.
Будьте здоровы, счастливы
И в счастье не забывайте Вашего
Искренне преданного Вам друга
Яков
P.S. Что пишет Вам мамаша? Поедете в Ялту или нет?
Поклон Вашим тёте и дяде.
