В стародавние советские времена наша экспедиция сменила речку, и опять из одной заполярной помойки мы спецрейсами перебросили свой нехитрый, но весьма объёмный, одних лодок пять штук, бутор, в похожую другую. Только собаки там немного иначе выглядели, менее лохматые, но зато часть – не с жёлтыми, а с голубыми, глазами. Как у аляскинских маламутов. Хаски они теперь называются? Собаки, правда, оказались никчемные: ни охотники из них, ни сторожа. Зато упряжку тянут – снегоход не обгонит! И красивые очень. Вот и всё отличие практически! Хоть и расстояние между этими точками – пять тысяч вёрст. Зато параллель примерно одна.
И тут – бац! Поломался наш старенький самолёт! А поскольку борт наш был не аэрофлотовский и не военный, в силу каких-то межведомственных советских тогдашних дел нам пришлось эту запчасть ждать из Мячиково аж две недели. Скучно невозможно! Три раза в день посещение столовой – вот и всё развлечение. Местными друзьями мы пока не обзавелись. Имеющийся с собой НЗ спирта весь выпит. А спиртное местным по талонам! Оно, может, и правильно: весна же, за окном минус тридцать. Запрягут они своих хаски, съездят в магазин, выпадут на обратном пути пьяными из нарт – и через час поминай, как звали!
Пришлось и нам, как столичным гостям, идти в исполком, посулить там золотые горы от нашей будущей работы, и получить талоны. Отоварились вне очереди: а там к Первомаю нехилая норма была! Не буду врать, что ребята мы были малопьющие, но даже нам на эти две недели хватило. Спирта же литр один к пяти пузырям идёт? Так у нас на каждого его по полтора литра пайка оказалась! А ещё бормотуха всякая, сухонькое болгарское, югославский вермут, шампусик… как положено мудрой советской властью с её непрестанной заботой о трудящихся!
Тащим эти коробки себе в общагу. И вдруг на мостках нам мешает пройти какой-то бич местный. Вид у него неописуемый: какие-то ватные штаны и бушлат прожжённые многократно, рожа вся чёрная от угля. Но из этой чёрной рожи смотрят на нас два весёлых и умных голубых глаза. Прямо как у хаски этих местных! Он нам говорит со странным акцентом:
- Извините, мужики, что с такой добычей вам пройти мешаю! Сейчас посторонюсь!
И прыгает с мостков. А сугроб там выше пояса за зиму намело! Сложно одному выбраться! Мы поставили коробки, подали ему руки – и вытянули! Смотрим – а у него в ватных штанах дырки прожжены чуть не до тела! И снег туда набился! Холодно ему! Мы ж не звери какие, не гестаповцы? Вскрыли коробку, достали оттуда литруху югославского вермута – и предложили сделать глоток этому интеллигентному и самоотверженному человеку!
Глоток растянулся грамм на семьсот (я лично до сих пор так не умею), но не на весь литр! Остатки он культурно протянул нам и сказал:
- Давненько я бутлег Чинзано не пил! Лет уже, поди, сорок! Но Мартини он всё же всегда уступал! Букет менее мощный!
Мы онемели: Чинзано в Москве тогда ещё можно было купить. В принципе. Если очень захотеть. Но вот чтоб Мартини… мы его тогда только во французских фильмах с Бельмондо видели! А тут человек явно разбирается! Он снимает грязнющую варежку, подаёт нам руку:
- Вы москвичи что ли? И когда ваш насос привезут? А я – Рудик! Приятно познакомиться! Заходите в гости, поболтаем! Расскажете последние новости из столицы, а то одичал я уже тут малость!
- Нам тоже очень приятно… а куда, Рудик?
- Котельную речпорта знаете?
- Знаем!
- Вот рядом с ней меня и позовите громко! Я к вам и выйду!
В тот вечер у нас другие дела оказались, сами понимаете. А к обеду, прихватив с собой пяток бутылок сухонького, мы с дикого похмелья решили навестить нашего нового местного друга. Подходим к котельной и кричим: «Рудик!». И тут как в кино про нечисть всякую – начинает шевелиться угольная яма. Шкуры какие-то из неё летят, палки… и из горы угля появляется Рудик! Широким жестом: «Заходите, друзья!». Мы не понимаем, куда… однако покорно в эту яму прыгаем. И видим в куче угля проход. Проходим, сильно пригнувшись: ничего себе!
Сверху шахтная крепь такая профессиональная, стол и топчан самодельные… горит керосиновая лампа для тепла, свет проведён. Полка с книгами… и не «Малая Земля» Брежнева какая, не справочник по угольным котлам, а всё больше заграничные с иероглифами! Он китаец что ли, этот Рудик? Ничего не понимаем!
Хорошо мы в тот вечер посидели в пещере Рудика! Ещё два раза за добавкой и закусью в общагу бегали! Потрясающе интересный человек оказался! А моего друга, тот тогда запрещёнными философиями типа Рерихов и битловского индийского гуру увлекался, он просто своими знаниями восточных духовных практик покорил!
На редкость интересный человек! Родился в Харбине. Закончил там гимназию и два курса университета. Отсюда и странный акцент. Но не у белоэмигрантов, а у четы советских инженеров КВЖД, которые мудро решили тогда в СССР не возвращаться. А кто вернулся – расстреляли всех! Или не всех? Мы тогда этой истории вообще не знали, не писали тогда про неё в учебниках…
Знает несколько языков: английский, французский, немецкий, китайский и японский отлично, а вот корейский, испанский и португальский – по признанию самого Рудика, так себе. Не свободно!
Я подозреваю, таких людей тогда и в МИД СССР по пальцам одной руки пересчитать можно было! Да и сейчас, полагаю… сейчас, наверное, таких там вообще нет!
Забрали его в 1946-м. Так, до кучи вместе с родителями. Родители пропали. Не выжили на Колыме. А он отсидел свою десятку и вышел. Так в этих краях и задержался. Паспорта нет, работает истопником в котельной, живёт в угольной яме – в общаге ему некомфортно как-то!
К вечеру мы его из уважения к возрасту, уму и заслугам стали называть Рудольфом Георгиевичем. Общее было наше решение! Хотя и время занимает лишнее такое обращение: обычно людей в этих краях зовут лишь только по имени, или, из уважения, только по отчеству.
А вернулись мы опять в этот посёлок только в конце июня после ледохода, пошли на угольную яму, кричим, кричим – нет Рудольфа Георгиевича! Грустно… теперь в этом посёлке и поговорить об умных вещах толком не с кем…
Только на следующий день нам причину рассказали: какая-то сволочь-снабженец перепутал бочки. И пришла в качестве антиобледенителя в аэропорт тогда в большой партии одна бочка не султыги (этил/глицерин), а чистого метилового спирта. Много людей тогда в посёлке от этой ошибки полегло. В том числе и наш друг Рудик.
Ну… за твои голубые глаза, Рудольф Георгиевич!
Я их никогда не забуду!
